Воздушный стрелок - Страница 33

— Хм… пожалуйста, — я повел рукой, предлагая бывшему тренеру пройтись по дому, но тот только улыбнулся.

— Нет-нет. Не стоит. Я уже сделал коротенькую запись, пока мы пили чай. Думаю, ее будет вполне достаточно. — Мда, я то и дело забываю об этой особенности здешних фиксаторов. В отличие от известных мне оптических камер, местные их аналоги фиксируют определенные возмущения эфира в некоем объеме, а после "конвертируют" полученную запись в видео- и звукоряд, что позволяет вести скрытую трехмерную съемку, так сказать, от третьего лица. Удобная штука, и самое главное, ее записи невозможно подделать… по крайней мере, официально считается именно так…

Ха! Владимир Александрович, гений. Честное слово. Интересно, что скажет наследник, услышав звуковое сопровождение этой записи?

Я бросил короткий взгляд на сестер и удовлетворенно кивнул. Выглядели близняшки откровенно бледно. И если Лина просто испугалась, то в эмоциях Милы явственно мелькали нотки злости… на сестру.

— У меня нет никаких возражений, Владимир Александрович. Надеюсь, Федор Георгиевич останется доволен увиденным.

— Ручаюсь, Кирилл. Ты подобрал просто замечательное жилье. Честно говоря, я и сам бы от такого не отказался, — Гдовицкой ухмыльнулся и, развернувшись, подтолкнул сестер к выходу. — Идемте, идемте девочки. Дома нас уже заждались.

Просторный седан с громовскими номерами, тихо, но эдак значительно рыкнул, и покатил по просеке, увозя в своем железном брюхе изрядно присмиревших девиц и моего бывшего тренера. Всё. Избавился, наконец-то.

Заперев ворота, я глянул на темный дверной проем и, поразмыслив несколько секунд, решительно направился в обход дома. Хоть, Гдовицкой и нивелировал эффект от присутствия кузин, но успокоиться мне всё же не помешает. Спустя час, "выгладив" воздушной линзой вспаханное мною же песчаное покрытие "полигона", я вернулся в дом, окинул взглядом "недоразоренный" стол, вздохнул и, покосившись на запястье левой руки, решительно уселся на лавку, не менее решительно отложив поиск в паутинке подробной информации о гимназии на потом. В конце концов, не одни близняшки страдали от отсутствия сладкого в своем рационе, а на столе такая роскошь… Самое время, чтобы порадоваться недоступной ранее вкуснятине… И да, я помню, что мне уже пятнадцать, но вкус выпечки-то от этого хуже не становится, правда?

* * *

Нагоняй сестры получили знатный. Отец, увидев запись, сначала ревел белугой, потом грозился выдрать дочерей как сидоровых коз, а после, устав и угомонившись, рухнул в кресло и объявил наказание.

— Это ж надо было так опозориться, а? Прийти в гости и облить дерьмом дом хозяев! Да двадцать лет назад, за такую выходку вас бы спустили с лестницы! А полвека назад, подобное оскорбление вообще могло обернуться войной родов. Остолопки! — Рыкнул Федор Георгиевич и, с сожалением глянув на сестер, покачал головой. — Завтра же, в имение прибудет Агнесса и займется с вами этикетом! Лично прослежу. Нет, это ж надо было додуматься до такого, а?!

— Милый, успокойся. Ведь ничего страшного не произошло, — тихо заворковала неслышно вошедшая в комнату супруга наследника, и протянула мужу чашку успокоительного взвара. — Ну, какое оскорбление, какая война? Кирилл теперь, обычный простолюдин. Что тебе до этой ерунды?

Блямс! Чашка, выбитая из рук Ирины Михайловны ладонью наследника, разлетелась вдребезги, ударившись о стену. Мужчина взмыл над креслом, распространяя вокруг волны удушливого сухого жара…

— Еще одна идиотка на мою голову! Какая разница, что написано в бумажках? Он – Громов. Плоть от плоти, кровь от крови боярской! Десятки поколений воинов за спиной. Ты что думаешь, это так легко вытравить? Тиснули штампик в паспорте, и вместо боярина получили бродягу безродного? Да хрен вам! — Обведя налитым кровью взглядом дочерей и отпрянувшую в испуге жену, наследник прекратил ор, прикрыл глаза и медленно втянул ноздрями воздух, пытаясь сдержать обуревавшую его ярость. Чуть помолчал и тихо, почти шепотом проговорил, — уйдите… клуши. Уйдите от греха.

— Что, детки, бушует тятька? — встретив в коридоре тихо переговаривающихся с матерью близняшек, проскрипел дед, наконец выбравшийся из-под опеки Иннокентия Львовича.

— Злится, — вздохнула Ирина Михайловна. Старик хмыкнул.

— Ну ничего, позлится и перестанет. Федька у нас отходчивый… не то, что Коленька. Вот уж у кого память долгая была… никогда зла не забывал. Но и доброту младшенький помнил до-олго. Ладно. Не о том речь. Идемте внучки, научу кое-чему, как раз за то время и отец ваш остынет. А ты, Иринушка, ступай к себе… выпей отварчику, успокойся. Он у тебя, ох какой хороший получается, добрая вещь. Иди-иди…

Ох уж это женское любопытство, никогда оно до добра не доводило. Вот и сейчас так же вышло… Пошли внучки следом за главой рода, аккурат до знакомого им подвала…

— Ай! — Линка дернулась, неудачно задев бедром дверной косяк на входе в их с сестрой комнату, и зашипела от боли… — Ну, дед…

— Что, нарвались? — насмешливый голос Алексея, заставил девушку зашипеть еще сильнее. — Да, вижу, правду говорят, что у деда рука тяжелее, чем у отца.

— Издеваешься? — зло прищурились сестры.

— Да нет, куда уж мне… — хмыкнул тот и посерьезнел. — Отец велел передать, чтобы на первом же занятии вы перед Кириллом извинились. Вот только, за что, не сказал… Ну, колитесь, что вы там опять с мелким учудили?

— Не твое дело, — отрезала Мила, одновременно наградив сестренку тяжелым взглядом.